воскресенье, 26 февраля 2012 г.

ВОЙНА-это страшно-ПОМНИТЕ ОБ ЭТОМ.






Храни меня, мой талисман,
От беспощадности и мести!
Чтоб не расцвёл опять "тюльпан"
Неотвратимым "грузом двести".
Я в этой сказке о добре,
О справедливости и чести,
Как в танке, медленно горел
И становился "грузом двести".
Как тяжело убийцей стать!
Но лучше так, чем просто павшим...
Я научился убивать.
Я был мишенью. Был - стрелявшим.
Я там уже привык к войне
И к свёрлам пулевых отверстий.
И плыл по кодовой волне
Тот позывной: "тюльпан - груз двести".
И были тысячи Россий -
Маршрут "тюльпана" засекречен...
С мольбою: "Господи, спаси!"
Вновь в поминанье ставлю свечи.
Я не забуду зуд свинца
И звёздочки могильной жести:
Отправлены друзей сердца
Посылкой в рай "тюльпаном - двести".

Константин Оборин.




«ЗАРАНЕЕ МЕНЯ НЕ ХОРОНИТЕ …»В Афганистане ходила легенда о панджшерском узнике, искалеченном, заточённом в пещеру-тюрьму, но непокорённом и не сломленном духом.Это был наш земляк Володя Каширов…



Сколько раз погибал Володя Каширов, не знает никто. Он выжил после подрыва БТР на перевале Саланг в декабре 1983 года. Выжил в плену, несмотря на истязания, которым его подвергли душманы. Он дважды бежал из плена. Дважды передавал и оставлял записки о себе. На его долю, наверное, выпала наиболее драматичная судьба ещё и потому, что уже двадцать шесть лет длится история, в которой не поставлена точка. Вот уже четверть века мама ждет сына домой…

Директива Генштаба

по поводу судьбы солдата

В истории мировых и локальных войн XX столетия мы не найдём примера, чтобы по расследованию обстоятельств исчезновения простого солдата Генеральным штабом Вооружённых Сил страны издавалась специальная директива. Едва ли мы найдём и пример того, чтобы маму пропавшего без вести рядового принимали президент одной страны и начальник Генштаба другой. Едва ли ещё когда история о жизни солдата, рассказанная в центральных газетах, вызывала такой общественный резонанс.

Судьба Володи Каширова — не просто драматический факт афганской войны. Это её отдельная и пронзительная страница. Это история мученичества и подвига советского солдата.

Перед нами уникальный документ — материалы расследования обстоятельств исчезновения рядового В. Каширова — старшего стрелка 6-й мотострелковой роты 2-го мотострелкового батальона 177-го мотострелкового полка. Эти материалы — следствие исполнения директивы Генерального штаба Вооружённых Сил СССР

№ 315/7/47 Ш от 31 августа 1984 года. К ним мы ещё вернёмся. А началась эта скорбная история 6 декабря 1983 года…

В то декабрьское утро

на перевале Саланг

В то раннее утро ночная мгла окутывала перевал Саланг, было сыро и холодно. Начинался ещё один день афганской войны. О чём думал Володя в тот предрассветный час? Наверное, о том, что война для него уже закончилась и скоро он будет дома. Шёл уже третий год службы солдата. Сослуживцы называли его «дембелем» и по-доброму завидовали парню. Он и сам радовался каждой минуте жизни, приближающей его встречу с мамой и братом. Правда, какое-то неосознанное предчувствие тревожило сердце, томило душу. То же самое за тысячи километров от Афганистана испытывала и его мама. Родные души всегда связаны невидимой нитью. Анне Георгиевне радоваться бы скорому возвращению Володи, а она не могла. Эта душевная тяжесть буквально окутала предчувствием беды. Господи, за что такие муки? Но роковой ход событий был необратим.

Около 6.30 по приказу командира батальона майора А. Кузыченко группа в составе командира взвода прапорщика Владимира Белова, механика-водителя рядового Асхата Габбасова и старшего стрелка рядового Владимира Каширова на БТР-70 выдвинулась на 37-й сторожевой пост. Задача — доставить для ремонта другого БТР коробку передач и двигатель и привезти в пункт постоянной дислокации части рядового

М. Усенова.

Из материалов расследования: «По пути следования, южнее 19-го опорного пункта, вблизи кишлака Хинджан, БТР-70

№ 347 был подорван на управляемом фугасе (вес взрывчатого вещества примерно пятьдесят-шестьдесят килограммов). В результате взрыва БТР был сброшен с дороги в обрыв и перевернулся. Прибывшая через тридцать минут бронегруппа в составе трёх БТР-70 (командир — старший прапорщик

В. Пеньков) обнаружила перевёрнутый горящий БТР, внутри которого взрывались боеприпасы.

На месте происшествия была обнаружена воронка от взрыва диаметром около трёх метров и глубиной до метра. При осмотре местности обнаружены провода, идущие вверх по склону в сторону от дороги, которые подсоединены к пяти батареям. Кроме того, по уже перевёрнутому БТР мятежники произвели два выстрела из гранатомётов РПГ-7. Через повреждение брони были видны два обгоревших трупа. Один находился на месте водителя, второй — у правого десантного люка. Прибывший на место происшествия заместитель командира части подполковник В. Россохин организовал извлечение и отправку останков погибших.

На основании осмотра БТР, останков погибших и осмотра местности командованием части был сделан вывод о том, что «тело третьего военнослужащего было раздроблено взрывом на мелкие части и оно отсутствует».

Мы приносим извинения читателям за подробное цитирование данного документа. Но это правда войны. Знакомство же с описанием даёт возможность понять, почему Володю посчитали погибшим.

«Я, твой сын, жив»

О гибели сына Анне Георгиевне сообщили 19 декабря 1983 года — в день его рождения. Своё двадцатидвухлетие Володя мечтал отметить дома, по возвращении из Афганистана. Но в тот день военком г. Краснотурьинска В. Чекасин принёс в дом Кашировых скорбную весть. Через день в возрасте восьмидесяти одного года умерла мама Анны, Анна Петровна. Умирающей матери дочь не сказала о гибели внука. 22 декабря 1983 года Анна Георгиевна похоронила закрытый цинковый гроб сына, 24 декабря — маму. Мало на свете людей, способных выдержать такой удар.

…Родные души соединены невидимой нитью. Володя даже в страшном сне не мог представить, что 22 декабря 1983 года в родном Краснотурьинске будут хоронить его, говорить прощальные речи. Но он, чудом избежавший смерти и находившийся в плену, видимо, почувствовал состояние мамы. В этот день он написал ей письмо, которое через несколько лет потрясёт миллионы его соотечественников: «Мама! Я, твой сын Владимир, жив, здоров, нахожусь в плену в Афганистане. Наш БТР подбили, вернее, сожгли. Двое убитых, я остался живой. Так что заранее не хороните меня. Передаю письмецо с доктором, хорошим человеком, он из Парижа. Наши дембеля уже уехали домой. Я тоже соскучился, мама, по вас, напиши, чтобы меня обменяли на их людей, афганцев. Видишь, мама, вместо дома я оказался в Панджшере, просто я невезучий человек. Сегодня уже 22 декабря. Милая моя мама, буду заканчивать, целую. Владимир».

Копию этого письма Анне Георгиевне передадут через восемь месяцев, 27 августа 1984 года. Она, потрясённая неожиданным, внезапным счастьем от весточки, ждала, что сын вот-вот постучит в родной дом. Но Володи всё не было. Она уже перезахоронила гроб на кладбище, убрала с могильного памятника его фотографию и табличку с датами жизни и смерти. А Володи всё не было. Но теперь её жизнь, всё её материнское естество были подчинены одному — дождаться сына.

Через несколько лет Анна Георгиевна узнает, как её сына, искалеченного взрывом, в бессознательном состоянии душманы из группировки Карамшаха бросили на кишлачной площади, где в него бросали камнями жители. Моджахеды отказали ему в жизни, а он, истекающий кровью, вопреки всему, выжил. Не от жалости, скорее, от удивления жизнеспособности советского солдата, они позволили французскому врачу Марату выходить его, правда, уже потерявшего глаз от удара камней.

На что они надеялись? Что, сломленный нечеловеческими страданиями, он запросит пощады? Или, чтобы выжить в плену, примет ислам и будет проклинать родную страну? Разве могли они подумать, что простой русский солдат явит пример такого мужества и мученической стойкости, что невольно вызовет восхищение. Иначе в Афганистане не ходила бы потом легенда о панджшерском узнике, искалеченном, заточённом в каменную пещеру-тюрьму, но непокорённом.

При нём пытали других людей, приковывали их цепями к трупам, а он бросал в своих истязателей костыли, выбрасывал еду. Владимир даже бежал, точнее, делал попытки бежать из плена, его настигали и возвращали волоком по каменистой земле, привязанным за ноги к лошади.

В июле 1984 года войсковые разведчики обнаружили среди захваченных документов одной из группировок Ахмад Шаха Масуда записку, написанную на русском языке: «Я — русский солдат. Был здесь Хиндж, взятый в плен 6.12.83 г. Каталак-Саланг. БТР подорвался на мине, два человека погибли, я был ранен и взят. Я пишу всё это, может быть, кто-то и найдёт эту записку, сейчас южное ущелье…» Составленная, по всему видать, в спешке, записка не была закончена. Эту записку офицеры отдела по розыску пропавших без вести военнослужащих (подразделение отдела КГБ СССР по 40-й армии) отправили в Москву на графологическую экспертизу. Сомнений не было: её написал рядовой 177-го мотострелкового полка Владимир Каширов, которого в декабре 1983 года посчитали погибшим. А вскоре стало известно и содержание первой записки, которую в пакете, вместе с фотографиями Володи в плену, передал в советское консульство в Марселе человек, назвавший себя журналистом. Он, по его словам, выполнял поручение врача-соотечественника, находившегося в Панджшерском ущелье.

Вот свидетельские показания бывшего военнопленного Андрея Добычина, освобождённого советскими контрразведчиками в сентябре 1983 года: «Впервые я узнал о Кариме — так назвали мятежники Каширова — в Базараке от прибывшего из Хинджана душмана. Под большим секретом он рассказал мне, как советского солдата захватили раненым на Саланге, как издевались над ним, восхищался его смелостью — немощный «шурави» выбрасывает еду, бьёт костылём охранников… Когда я попал в уезд Хост-О-Феринг, то узнал, что Карима тоже перевели сюда. А вскоре высадился наш десант, и Каширов, рассказывали охранники, сумел бежать из-под стражи. Но якобы его настигли посланные в погоню моджахеды и расстреляли. Где Каширова захоронили, не знаю…».

Эта версия о гибели Владимира Каширова не доказана. В июле 1984 года армейская операция в Панджшерском ущелье не проводилась. Она завершилась раньше, в последних числах мая. Завершилась не совсем успешно для 40-й армии. Но безусловно одно: Володя знал о мощном ударе по Панджшеру и крупных десантах, высаживаемых советскими войсками. Не удивительно, что он предпринимал попытки бежать из плена. Нам остаётся надеяться, что рано или поздно станет известна вся правда о Володе Каширове.

К слову, даже в 1992 году, спустя девять лет после пленения рядового Каширова, компетентными людьми высказывалось мнение, что он мог находиться в строго засекреченных панджшерских карьерах, где добывают лазурит — своего рода «золотой запас» Ахмад Шаха Масуда. Как бы то ни было, мы не вправе причислять Володю к погибшим. В гибель Володи не верит и его мама. Материнская вера даёт силы Анне Георгиевне Кашировой больше двадцати пяти лет ждать и надеяться на возвращение сына.

«Мне со службой повезло»

Новый 1982 год Володя Каширов, призванный из города Краснотурьинска, встречал в Афганистане. Позади у солдата остались три месяца службы в Иолотани и на Кушке. 31 декабря 1981 года он прилетел в Кабул.

Сын не обманывал маму, когда писал, что со службой ему повезло. Повезло с точки зрения его безопасности. Он понимал: для мамы это самое главное. «Здесь мы не воюем, не ходим в рейды. Меня оставили в постоянном составе на пересыльном пункте. Здесь довольно тихо. Жаль ребят, многие из которых попадут на передовую. Насчёт меня отбрось дурные мысли из головы. Главное — терпение, и твой сын вернётся», — писал Володя маме в первые дни пребывания в Афганистане.

Военная судьба рядового Владимира Каширова не может не удивить любого человека в погонах, даже того, кому доводилось бывать на войне. В Кабуле не было места более безопасного, чем пересыльный пункт, располагавшийся около аэродрома. Володя нёс службу в караулах по его охране, ходил в наряды по офицерской столовой. В 1982–1983 годах многие из тех, кто служил в Афганистане, могли видеть на «пересылке» этого темноволосого стройного солдата. Но за несколько месяцев до увольнения в запас Володя был переведён в 177-й мотострелковый полк, штаб которого находился в Джабаль-Уссарадже. Местом службы рядового В. Каширова станет населённый пункт Каталак, или, как говорили солдаты, «точка» на перевале Саланг. В октябре 1982 года Володя заболел гепатитом. На излечение его отправили в Советский Союз.

…В 1982 году швейная бригада А. Г. Кашировой, работавшей в ателье «Радуга», заняла первое место во Всесоюзном социалистическом соревновании. Анну Георгиевну поощрили туристической путёвкой в Чехословакию. Но, узнав о болезни Володи, она вместо этого вылетела в Среднюю Азию. Анна Георгиевна почти месяц прожила рядом с сыном, который проходил курс реабилитации в Азадбаше. Да, судьба даровала ей это счастье. В минуту прощания он смотрел на маму ласковым и грустным взором. Она чувствовала сердцем приближение чего-то неизбежного, рокового, которое должно ворваться в их жизнь. После расставания разрыдалась и кричала вне себя от горя, кричала от нестерпимой душевной боли, будто чувствовала, что не увидит сына.

Наступал 1983 год — чёрный год для Краснотурьинска. В январе в Афганистане погибает Витя Яцун, в июне — Саша Королёв, в июле — Валерий Шакиров. Анна Георгиевна сообщала об этом сыну. Володя, понимая её состояние, пытался успокоить: «Ты пишешь про Королёва, но я его не знал. Жаль, что в такие молодые годы ребята возвращаются в «цинках». Что поделаешь — такая судьба. Я видел Рудика, который передал мне от тебя гостинцы. Он рассказал о гибели Валеры Шакирова.

Мне больно узнавать, что ты мучаешься, болеешь, совсем упала духом. Возьми себя в руки. Иногда кажется, что армия — это сон, который никогда не закончится. В последнее время часто вижу во снах дом, всех вас, бабулю. Соскучился по тебе, моя хорошая мама. Не переживай, я вернусь живым и здоровым».

«Не верится,

что всё позади»

В сентябре 1983 года Владимир Каширов сообщал домой: «Меня перевели в другое место. Попал я во 2-й мотострелковый батальон 177-го полка. Стоим на «точке», мимо нас на Хайратон и обратно проходят советские и афганские колонны. Ротный командир хочет отправить меня в 1-й батальон, который стоит около Хинджана.

Здесь веселей, и время идёт быстрее. Раньше я был в тылу войск, а теперь на передовой. Но не беспокойся, мама! С мирным населением живём хорошо. Здесь тихо, рядом кишлаки. Осталось ровно десять дней до приказа. Ко дню рождения я должен приехать домой. Не справлять же его мне в третий раз в армии…»

Осенние месяцы 1983 года Анна Георгиевна жила ожиданием возвращения сына домой. Прошёл сентябрь, октябрь, ноябрь, а Володю не отпускали. Он пытался успокоить родных, но в каком-то неосознанном предчувствии писал: «Здесь была небольшая заварушка. Да, под «дембель» увидел и испытал то, что за полтора года не узнал. Обо всём дома поговорим. Сержанты уже уволились. Но ведь надо кому-то и здесь быть. Пошёл двадцать шестой месяц моей службы. Домой, конечно, хочется, не верится, что всё позади…»

Последнее письмо, ставшее двести третьим по счету, Володя написал 25 ноября 1983 года, за десять дней до драматических событий у кишлака Хинджан: «Дорогая мамочка! 15 декабря ждите. Я уже, собственно, уезжал, но рядовых не отпустили. Уехавшим солдатам, не скрою, в какой-то степени завидую. Придёт день, и я, наконец, буду дома. Не переживай, родная, всё будет хорошо».

Встреча в Кабуле

с Наджибуллой

…В тот августовский день 1984 года, когда Анне Георгиевне передали письмо сына из плена, для неё началась другая жизнь. Что бы она ни делала, всё её материнское естество было наполнено одним — он жив, он вернётся. После всего, что произошло с сыном, он не должен умереть.

Но шли месяцы, годы, а Володя всё не возвращался. Анна Георгиевна писала десятки писем в Министерства обороны, иностранных дел СССР, в КГБ СССР, Международный комитет Красного Креста. Она добилась встречи с начальником Генерального штаба Вооружённых Сил Маршалом Советского Союза С. Ахромеевым. Все эти годы рядом с ней была и остаётся женщина удивительной души и благородного сердца Фарида Мингалимова, которая сопровождала Анну Георгиевну в Москву, помогала вести переписку с различными ведомствами. Имея троих детей на руках, Фарида оставляла работу и домашние дела, уезжая со своей Аннушкой, чтобы поддержать её в столице. Низкий поклон ей за редкую человечность и доброту.

В те годы Анна Георгиевна открыла для себя мир людских сердец. Она поняла главное: чужое горе отталкивает холодные, чёрствые души. Но она и представить себе не могла, сколько найдёт в этом мире людей, которые воспримут её материнскую драму всем сердцем, своими письмами укрепят в ней веру и надежду, что Володя жив и вернётся к ней.

Она верила и ждала. Не могла не верить и не ждать. В 1991 году благодаря председателю комитета «Надежда» Евгении Юрьевне Поплавской и Инне Васильевне Гордеевой Анна Георгиевна вместе с делегацией матерей погибших и пропавших без вести солдат приехала в Кабул. Когда их самолёт по крутой спирали совершал посадочный манёвр и отстреливал тепловые ловушки, она с надеждой вглядывалась в иллюминатор, верила, что домой вернётся вместе с сыном. Сойдя с трапа, готова была упасть и обнимать каменистую афганскую землю. Здесь, в этом месте, служил Володя. Ощущение, что он здесь, рядом, в этих горах, окружающих город, не покидало её все дни пребывания в Кабуле. Анну Георгиевну и других матерей принял президент Республики Афганистан Наджибулла. Большой, красивый человек, на лице которого лежала печать какой-то внутренней драмы, слушая маму советского солдата, не скрывал своего потрясения, обещал помочь в поисках Володи. Но едва ли он мог что-то сделать в стране, где развивались трагические события.

Анне Георгиевне исполнилось там шестьдесят лет. Она забыла о дне рождения, забыла обо всём, кроме главного и самого важного в её жизни: здесь, в Афганистане, её сын, которого она должна спасти. Поздравил посол Советского Союза в Республике Афганистан Борис Пастухов, подаривший ей настенные часы, которые и сегодня висят в её квартире. С букетом цветов и в полной парадной форме одним из первых пришёл к ней военный атташе. Почти все сотрудники советского посольства побывали у Анны Георгиевны в тот день. По-восточному щедро одарил её Наджибулла. Нет, не случайно она увидела на его лице печать трагедии. Когда потом по телевизору она увидела кадры жестокой расправы над ним, то сердце содрогнулось от ужаса.

Покидая Афганистан, русские женщины оставили материнское послание сыновьям, томящимся в плену. Послание, которое наши дипломаты обещали передать в лагеря оппозиции, где находились советские военнопленные: «Дорогие, милые, золотые наши дети! Сейчас мы здесь, в Кабуле. Ищем вас. Сердце надрывается за неизвестную вашу судьбу. Откликнитесь, не бойтесь ничего. Здесь вас ждут и любят. Дома без вас пусто. Возвращайтесь, давно уже вышла амнистия. Горе подорвало наше здоровье. Ждем вас, дорогие сыночки».

Через некоторое время, уже в Москве, доведётся Анне Георгиевне побывать и на пресс-конференции, которую проводил Бархануддин Раббани — лидер Исламского общества Афганистана, ставший впоследствии президентом Исламского государства Афганистан. Она знала: именно ему в годы афганской войны подчинялся Ахмад Шах Масуд, в руках одной из группировок которого находился Володя. Военный журналист полковник Александр Олийник, который принимал деятельное участие в судьбе Володи, добился встречи с Раббани, но тот уверял его, что не имеет в своём распоряжении пленных советских солдат.

Шёл ноябрь 1991 года. Переговоры Раббани с руководителями СССР и РСФСР фактически были сорваны. Через месяц не стало Советского Союза, солдатом которого был Володя Каширов… Да, мама попыталась обратиться к моджахедам, и они даже приглашали её в один из московских ресторанов, не обещая ничего конкретного в поисках сына. Быть вместе с теми, в чьём логове столько мучений принял её сын, не смогла…

Вроде недавно это было, а минула уже четверть века. В ноябре 2007 года мы встретились в Москве с полковником запаса Александром Олийником. Долго говорили о Володе и его маме. Мы рассказали Александру Михайловичу о том, как живёт мама солдата и как благодарна ему за то, что много лет он помогал ей найти сына.

За окном вьюжил зимний московский вечер, а мы говорили об афганской войне, о необыкновенной судьбе Владимира Каширова. «Если бы Володя мог, то обязательно подал бы весточку о себе», — с грустью говорил Александр Михайлович. Мы вновь перечитываем письмо Володи из Панджшера: «Мама, я твой сын Владимир, жив…» Пусть эти слова останутся для неё и для нас искоркой надежды.



ИСТОЧНИК:
WWW

Комментариев нет:

Отправить комментарий